Самая страшная книга 2015 (сборник) - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Чтобы искупить свой проступок, вы принесете мне букет самых лучших роз, какие только растут в городском саду, – проговорила она.

Юноша побледнел: его кошелек был столь же тощ, как и он сам. А цветы Христофа стоили баснословных денег. Но Лиза стояла на своем:

– Или так, или я все расскажу папе, и он выставит вас на улицу. А меня вы не увидите – ни-ко-гда! – отчеканила она, не без оснований гордясь своим выговором.

Лео оставалось только кивнуть и удалиться прочь, чтобы оставить в цветочной лавке три четверти заработка. Вечером он вернулся с букетом. Она уже ждала и подсматривала за ним из-за штор. В стекло стукнул камешек. Лиза открыла и состроила недовольную гримаску. Но последнее оказалось лишним: ее взгляд встретился не с влюбленными глазами, а потонул в бордовой пышности роз. Лео поднял букет над головой, чтобы девушка не видела его лица.

Лиза втянула цветы в комнату и сказала:

– Неплохо. Вы, пожалуй, можете и дальше сюда приходить. Само собой, никто не должен вас видеть. Если будете вести себя хорошо, я вас, быть может, и прощу.

И она захлопнула ставни. Лео тщетно ждал, что ему объявят время следующего свидания: про него уже забыли.

Сначала она проверила, заперта ли дверь. Потом достала из-под кровати ящичек, где лежало все необходимое: ножнички, всевозможные пузырьки и флакончики, проволочки, лоскутки. И начала работать.

Мать обучила Лизу особому искусству, которое знали только женщины их рода: шитью кукольных платьев из лепестков. Когда-то умелицы делали и настоящие, взрослые платья, что требовало много больше сил и времени. Ныне одевали кукол – для забавы и будущих мужей. Лизе это занятие приглянулось.

Для работы годились лишь свежие и добротные растения. В Герцбурге никто, кроме Христофа, таких не выращивал, а старый Гюнт садовника ненавидел. До случая в церкви он скрепя сердце отсчитывал Лизе деньги, но потом прямо заявил: она вольна мастерить свои платья из чего угодно, хоть из лопухов, – при условии, что выросло оно не в городском саду. Все уговоры остались втуне, хитрости не помогали.

И тут подвернулся Лео. «Конечно, он беден, как церковная мышь, – думала Лиза, приклеивая очередной лепесток на прозрачную основу, – но пока и он сгодится».

Она как бы невзначай выведала у отца, каков оклад у младших служащих, и в точности рассчитала, сколько букетов Лео будет покупать ей в месяц, оставив небольшую сумму на питание, жилье и прочую чепуху.

Лео приходил каждый день. Если он был не при деньгах, Лиза считала себя вправе не появляться в окне. Но в день получки или аванса она встречала его приветливо. Они болтали о всяких пустяках, пока не наступал подходящий момент, и девушка говорила:

– Ну что же, а вы не купите мне ирисов? Думаю, они вам по карману. Неужели вы не хотите потешить меня?

Лео обещал, дивясь ее осведомленности. Он еле-еле перебивался от месяца к месяцу, но жалованья ждал лишь с тем, чтобы издержать его на Лизу. Он начал подрабатывать по ночам в каретном сарае.

Днем прибегал к ней. Она поднимала букеты и зарывалась в них носиком. А Лео все пытался что-то разглядеть в серой глуби.

Но время шло, и Лиза уже одела всех кукол. Кроме того, мямля в поношенном сюртуке ей прискучил.

И как-то летним вечером она сказала ему:

– Нет, вы меня не любите!

Последовали уверения в обратном, но девушка продолжала:

– Хотите меня убедить – принесите еще цветов. Мне так тоскливо… Отец меня не балует. Вся надежда только на вас.

Лео хотел возразить, что последние свои средства исчерпал как раз сегодня, как раз на эти пурпурные георгины. Но Лиза как будто стала еще прекраснее, совершеннее, и еще белее стала ее кожа, словно насытившись молоком… И он обреченно кивнул.

V

Блуждая по улицам, юноша раздумывал, где бы добыть денег. Друзья устали ссужать его: он хоть и возвращал долг, но просил снова, а это утомляло. К конторской кассе писари доступа не имели, а квартирная хозяйка уже и не притворялась, что терпит Лео.

Он брел от перекрестка к перекрестку, с каждым шагом все более отчаиваясь. Даже помыслить о том, что он обманет ожидания Лизы, было мучительно.

А вокруг вечерний полусвет сгущался в фиолетовый сумрак. Облака, сизые тени на небесах, цеплялись за шпили и флюгеры. Мгла окутала всякую вещь и всякого человека. Кто-то торопился домой, чтобы стряхнуть это одеяние у каминов и ламп. Были и такие, что радовались обновке, скрывшей их дневные лохмотья.

Бледное лицо юноши светилось, как гнилушка. Друзья, открывая ему, пугались и оттого отказывали с чистой совестью. Он побывал в восьми домах и всюду добился лишь вежливого «нет».

Стало еще темнее, однако Лео прикрывал глаза ладонью: ему везде чудилась Лиза, ослепительная ее белизна. Он отворачивался – она хмурила брови, и с вишневых губок слетало что-то грозное и непоправимое.

Наконец, уже сидя в своей каморке среди ящиков, выпотрошенных в поисках случайных монет, он понял: ни гроша. Разводы плесени на потолке, залатанное картоном окно, колченогий стул, косая свечка – все подтверждало горестный вывод. Лео повалился на кровать. В груди его копошилось что-то черное и холодное.

И тут сверкнуло: «А ведь можно украсть!..» Призрачная Лиза, присевшая на стул, одобрительно улыбнулась. «Старый Христоф, говорят, купается в деньгах. Еще бы, с такими барышами! – размышлял Лео, возя башмаками по простыням. – Я могу забраться в сад и срезать парочку-другую цветов. Старика особо не убудет».

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6